По парапету старого кафедрального собора в один ряд выставлены резные каменные скульптуры ангелов, королей и кардиналов в позе возвышенной экзальтации и смирения. Но одно изваяние, находившееся ниже остальных на холодной северной стороне здания, было без короны, митры или нимба, а его лицо несло на себе печаль и страдание, и было обращено вниз.

Это, должно быть, демон, - решили жирные сизые голуби, которые нежились и грелись на солнышке весь день, разгуливая по краю парапета. Но старый ворон, который жил на колокольне, и слыл знатоком архитектурного экклезиаста, сказал, что это была потерянная душа. Так и шли дни за днями. Однажды, в осенний день на крышу собора опустилась маленькая певчая птица в поисках места для зимовки - поля опустели, на кустах тоже ничего не осталось.

Она собиралась устроить место для отдыха под крылом огромного ангела или свить гнездышко в каменной складке королевской мантии, но жирные голуби прогоняли ее отовсюду, а шумная стая воробьев не позволила ей примоститься хотя бы на выступе крыши. «Никакого уважения, - щебетали они. - Петь с такой страстью». И бродяжка меняла место. 

Только изображение Потерянной Души смогло приютить ее. Голуби не считали фигуру безопасной для посиделок, потому что она имела очень большой наклон, к тому же находилась в тени. Душа не скрещивала руки в священном благоговении, как другие знатные персоны, а вызывающе просто сложила их на груди, образовав углубление, очень подошедшее птице. Каждый вечер она доверчиво забиралась в свой угол, прижималась к груди каменного изваяния, а мрачные глаза его, казалось, охраняли покой беглянки.

Одинокой птице все больше нравился отвергнутый всеми защитник, и днем она иногда скакала по выступам его фигуры и сладостно пела в благодарность за его гостеприимство. Может быть, из-за дождя и ветра, или чего-то еще, но мрачное, искаженное лицо постепенно теряло черты отчаяния и несчастья. Каждый день, в продолжение долгих монотонных часов, песня маленькой гостьи долетала издали к одинокому слушателю, а когда вечерний колокол выгонял огромных летучих мышей из укромных мест под крышей, яркоглазая птица возвращалась и, издав несколько сонных нот, устраивалась на ночлег в своем местечке. То были счастливые дни для Мрачного Образа.

Только Большой колокол собора неустанно повторял: «После радости… печаль». Семья смотрителя заметила маленькую невзрачную птицу, порхающую вокруг собора, - все восхитились ее прекрасным пением. «Жаль, - говорили они. - Все эти трели пропадают где-то там наверху, никем неуслышанные». Они были бедны, но хорошо понимали принципы политической экономии. Они поймали птицу и посадили ее в маленькую плетеную клетку, которую оставили у двери своего домика. В ту ночь маленькая певунья не вернулась в свое обычное укрытие, и Темный Образ испытал горечь одиночества как никогда сильно. Его несчастную подружку мог поймать вездесущий кот, ее могли подбить камнем. Могли… может быть, она сама решила сменить место.

Но когда наступило утро к нему наверх, сквозь шум и суету улиц города, донеслось слабое горькое послание заключенной в клетку птицы. И каждый день, в те часы, когда глупые голуби погружались в дремоту после обеда, а воробьи купались в лужах, песня маленькой птицы поднималась к парапету; песня, рожденная голодом, страстным желанием свободы, безнадежностью и плачем, на который ответить было не суждено. Сытые голуби заметили, что фигура Потерянной Души очень уж сильно наклонилась вперед. Однажды песня не прилетела. Стоял самый холодный день зимы.

Голуби и воробьи тревожно глядели по сторонам в поисках каких-нибудь крошек: от них в суровую погоду зависела жизнь. - Из домика смотрителя выбрасывали что-нибудь? - спросил один голубь другого, который разглядывал через парапет северной стороны помойную яму. - Только дохлую маленькую птицу, - такой был ответ. Ночью над крышей собора раздался страшный треск, послышался грохот падающей лепнины. Ворон, который жил на колокольне, сказал, что сильный мороз повредил скульптуру, а поскольку он пережил много морозных ночей, так оно, видимо, и было.

Утром все увидели, что фигура Потерянной Души сорвалась с карниза и лежала теперь кучей обломков рядом с домиком смотрителя. - Все к лучшему, - ворковали жирные голуби, быстро разобравшись в случившемся. - Теперь на это место установят прекрасного ангела. Конечно, там будет установлен ангел. «После радости… печаль», - пропел Большой колокол.